Память сердца

Великая отечественная война 1941-45 годов коренным образом изменила жизнь всех граждан, организаций и учреждений Советского Союза. Не был исключением и Омский библиотечный техникум. Ушли на фронт  и не вернулись многие сотрудники и выпускники-студенты ОмБТ.

Выпуск Омского библиотечного техникума 1938 – 1941 гг.

Директор:

Таткало Н.И.

 

 

 

 

Заведующая по учебной работе:

Якименко Т.С.

Преподаватели:

Блохина Е.Н.

Стабулянец А.А.

Бурмистрова Л.В.

Тошак П.Н.

Корлев М.М.

Прасолов М.Н.

Кайшо Л.П.

 

 

 

Выпускники техникума:

  • Акаринская Н.
  • Бойко А.
  • Борисова Н.
  • Бурляев П.
  • Вишневетский А.
  • Воробьева А.А.
  • Воробьева А.Н.
  • Дубова А.
  • Забродская В.
  • Кабанова З.
  • Казлова М.
  • Калита Т.
  • Кирева М.
  • Кривощекова Я.
  • Кузнецов В.
  • Куратов И.Д.
  • Кухаренко Ю.
  • Латушкина Н.
  • Левшова Н.
  • Лозинская Н.
 
  • Медведева Н.
  • Мельниченко М.
  • Михайличенко М.
  • Нагорных М.
  • Нетсева З.
  • Оксарина З.
  • Попкова А.
  • Приставка В.
  • Редько Е.
  • Романенко А.
  • Сазонова Т.
  • Сасько М.
  • Скипина Е.
  • Тарасова В.
  • Тарлак А.
  • Тельнов С.
  • Тихонова З.
  • Фукина Я.
  • Чертова В.
  • Чиянова П.

 

Хочется надеяться, что никогда не изменит нам, современникам и наследникам, святое чувство патриотизма и памяти. И тем, кто остается на Земле, надо помнить об этом и по возможности беречь завоеванное, выстраданное.

 

Играть бы им в горелки, в городки,

Не омрачаться никакой тревогой.

Да вот война природе вопреки

Их повела совсем другой дорогой.

И. Лапин

 

После окончания войны в техникум пришли учиться и работать те, кто впоследствии будут именоваться «труженики тыла», «дети войны», «сироты войны». Именно их воспоминания мы хотим предложить вашему вниманию. Вчитайтесь в эти строки живых свидетелей военной поры, которые порой задевают за живое бытовыми деталями больше, чем сухие цифры и факты.

Жизнь была счастливой и безоблачной, строились грандиозные планы на будущее. Только живи и радуйся. И все враз обрушила война.

А ведь были они, теперешние ветераны, совсем девчонками, которым хотелось жить, любить и быть любимыми. Разные были у них судьбы, но всех объединяло единое чувство - вернуть на землю мир и счастливую жизнь.

Всё дальше и дальше уходят от нас страшные годы войны. Время притупляет боль воспоминаний, возраст и болезни уводят в мир иной тех, кто себя не щадя, подарил нам счастье жить в мире, работать и растить детей. Кажется, что еще совсем недавно были с нами: Клещерова Евдокия Васильевна, Брускина Виктория Васильевна, Мордкович Роза Борисовна, Копейкин Александр Васильевич, Пивнева Клавдия Васильевна - преподаватели литературы и культуры речи, Кралиш Людмила Владиславовна - завуч, преподаватель спецдисциплин, Глазкова Наталья Иннокентьевна, Зинкина Галина Михайловна, Ткач Идея Степановна - преподаватели библиографии, Малкина Любовь Алексеевна - преподаватель немецкого языка, Марченко Нина Прокопьевна и Кондратенко Валентина Валентиновна - преподаватели библиотековедения, Кряквин Николай Игнатьевич и Русакова Нина Алексеевна – директора техникума. Теперь их нет, но в памяти остались с нами их лица, поступки, а в архивах, подшивках газет - летопись их жизни, выпавших на их долю испытаний.

Низкий поклон и самые сердечные поздравления c 70-летием со дня Победы: труженицам тыла – Хлопотовой П.Т., Стукалиной М.П., Масловой Н.П., детям войны - Бошман Г.В., Гиль А.И., Гогу Т.Т., Голузовой Р.А., Зюзьковой Е.А., Коваль С.В., Кузиной Л.К., Кутузову Ю.А., Лакуше Г.В., Люлякиной Н.А., Сенаторовой И.В., Шичкиной Ю.Г. Здоровья Вам и Вашим близким, душевного спокойствия, благополучия, радости, любви!

Уходят годы, бежит время, продолжается жизнь. Бывшие девушки, давно ставшие бабушками и прабабушками, вспоминают и видят себя молодыми. Такими, какими были в ту победную весну 45-го. Поклонимся нашим хрупким, но сильным... Поклонимся и мертвым и живым!

Их не согнули никакие беды,

И славить вечно вся земля должна

Простых людей, которым за Победу

Я б звезды перелил на ордена.     (Вадим Сикорский)

 

ВОСПОМИНАНИЯ ПЕДАГОГОВ-ВЕТЕРАНОВ ОМБТ

 

Вспоминает

Голузова Римма Андреевна

(окончила техникум в 1959 г., работала в ОмБТ с 1973 по 1994 г. Преподавала «Библиотековедение».

Имеет медаль «Ветеран труда»).

Мой отец -  Андрей Семёнович, командир стрелковой роты 21 воздушно-десантной бригады, пропал без вести. По документам из архива указано, что пропал он 1 сентября 1942 года при  наступлении на деревню Варваровку Красноармейского района Сталинградской области. Это всё, что я знаю об отце по архивным документам. А так хотелось всегда поговорить с отцом, почувствовать его силу, надёжность, защиту. Но этого не случилось. Поэтому я решила написать письмо отцу сейчас, в XXI веке, рассказать о своей жизни, жизни моей мамы, ставшей так рано вдовой. 

ПИСЬМО ОТЦУ

Здравствуй, мой дорогой папа!

Не писала писем тебе раньше, так как не умела писать. Мне было два с половиной года, когда началась война. Из Ленинграда мы эвакуировались в начале 1942 года. Уезжали мама, её сестра Аня и я. Как ехали в товарных вагонах, голодные, холодные – не помню.  

В Омск приехали к тёте Паше, маминой сестре. Первое время жили в крошечной комнате вместе с её семьёй. Сюда приходили твои первые письма, сюда же пришла похоронка. Я до сих пор помню страшный крик мамы, когда она увидела похоронку. Через некоторое время пришла похоронка и на мужа Анечки. Две сестры почти одновременно стали вдовами.

Позже по дороге жизни из Ленинграда привезли бабушку, мамину маму. Дедушка и младший брат мамы умерли в блокаду в Ленинграде, похоронены на Пискарёвском кладбище. Я очень боялась бабушку, т.к. она была неадекватна. Всё рассказывала, как они голодали, как ели всё, что можно было жевать, что некоторые ели даже умерших детей.

Но жизнь продолжалась. Мама устроилась работать на завод им. Ворошилова, где работала до войны, когда завод был в Ленинграде. Сняли угол у одной семьи, проще сказать, кровать. Вещей было мало, нам хватало и этой кровати, где мы спали с мамой. Анечка к этому времени вернулась в Ленинград, восстанавливать город после блокады.

Всё время хотелось есть, а есть было нечего. Завод выделил маме клочок земли под огород, который мы с ней и засеяли, посадили немного картошки. Я ходила с мамой полоть, потом копать урожай. Уже осенью мы парили брюкву, свёклу в чугунке, и это была наша еда. Одну зиму я не выходила на улицу гулять, т.к. мне нечего было одеть (из Ленинграда мы не привезли ни одежды, ни обуви,  позже мне выдали пальто как сироте). Я сидела у окна и с завистью смотрела, как гуляют дети, катаются с горки.

С приходом весны природа ожила, появилась зелень. И мы, ребятишки, жевали калачики, сладкую траву. Господи, как тяжело, сложно жилось в то время нам, детям. Обо всём и не расскажешь

Помню, как я просила хоть что-нибудь пожевать, хоть сырую картошку, хоть маленькую корочку хлеба. Но ничего не было.

Наступил 1945 год, год окончания войны. На улицах стали появляться военные, вернувшиеся с фронта. Рядом с ними были счастливые жёны, радостные дети. Я с такой завистью смотрела на них и всё время плакала. Ведь среди этих военных не было тебя, мой папочка, мне не хватало тебя, твоей руки, твоей силы. Я хотела быть счастливой дочерью рядом с тобой. Но чудес не бывает.

В 1946 году я пошла в первый класс. Учебников не хватало, писали на газетах, но мы учились. Главное – мне негде было делать уроки. У хозяев были свои ученики, моё место было на кухне. А там не было стола и света. Мама зажигала свечу, ставила на колени фанерку, и я там писала. Училась я очень хорошо, на 4 и 5. В 1949 году маме, как вдове погибшего на фронте офицера, дали однокомнатную квартиру, неблагоустроенную. Я научилась топить печь, носить воду на коромысле. С мамой пилили дрова, таскали уголь, чтобы зимой не мёрзнуть. Было тяжело!

Но мы радовались своей квартире, делали кое-какие покупки. Жили дружно, весело, хоть материально и трудно. С нами жила бабушка.. Жили без тебя, мой папочка.

В 1956 году я закончила школу. Мама очень хотела, чтобы я поступила в институт. Но я прежде закончила техникум, а потом и Ленинградский библиотечный институт. И всё это благодаря моей мамочке, которая посвятила мне свою жизнь, она была и другом, и наставником. Она больше не выходила замуж. Осталась верна тебе, мой папочка.

До самой пенсии я работала преподавателем в библиотечном техникуме. Сейчас я вдова, муж умер. Со мной живёт дочь, зять и внук Сашенька, твой правнук. В комнате висит большой портрет папочки. Я рассказываю внуку об его прадеде, его подвиге в годы войны.

Папочка, мы никогда не забывали тебя, мама много рассказывала о тебе, о вашей жизни в г. Пушкине Ленинградской области, где ты служил. Раньше я часто ездила в Ленинград, в г. Пушкин, где мы жили до войны. Теперь это невозможно. Дорого.

Папочка, я прожила достойную жизнь, и тебе не должно быть стыдно за меня, за твою внучку, а теперь и внука моего, твоего правнука. Всегда помним тебя, любим и гордимся!

Прощай. Твоя дочь Римма.

Голузова-Матюшева Р.А.

 

Вспоминает

Шичкина Юлия Григорьевна

(окончила техникум в 1958.г., работала в ОмБТ с 1966 по 1993 г. Преподавала дисциплину «Организация библиотечных фондов и каталогов». Была классным руководителем.).

ВОСПОМИНАНИЯ О ВОЕННОМ ДЕТСТВЕ

Когда началась Отечественная война, мне было 3 года. И поэтому я мало, что помню… В моих детских воспоминаниях всплывают отдельные эпизоды, как кадры в кинофильмах.

Помню много повозок, лошадей, впряжённых в телеги, а на них много людей. Очень шумно, кто поёт, кто плачет, играет гармошка. Мне потом объяснили, что это были проводы на фронт.

Однажды к нам зашла соседка с газетой в руках и показала снимок, на нём искажённое муками девичье лицо, а на шее петля. Соседка сказала: «Таня». Газету эту передавали из рук в руки. На снимке была запечатлена казнь Зои Космодемьянской. Она назвала себя Таней в память о революционерке, замученной белогвардейцами в годы гражданской войны. Её звали Татьяна Соломаха (если мне не изменяет память).

Потом к нам в Маслянино (район Новосибирской области на границе с Алтаем, где прекрасная природа, уйма ягод, грибов) стали прибывать эвакуированные жители блокадного Ленинграда. Их везли на санях зимой, укутанных в одеяла, видна была только голова и огромные бездонные глаза. Мы, ребятня, постоянно играли на улице и бегали смотреть на эти повозки. Было очень страшно. К весне эти люди уже восстановились на сибирском воздухе и харчах. В Сибири тоже было не очень сытно, но к этим людям, пережившим блокаду, было особое отношение, и маслянинцы делились с ними всем, чем могли.

Помню день Победы, мне уже было семь лет. Погода была прекрасная, солнечная, лёгкий ветерок в открытое окно. У окна мама с папой. Мама плачет от счастья. Из репродуктора голос Левитана, а я лежу в кроватке, притворяюсь спящей, чтобы не спугнуть эту минуту счастья, пришедшую к нам в дом.

В этом победном году я пошла в школу. В 1946 году в школе нарядили новогоднюю ёлку, огромную, до потолка, игрушки делали сами. Почти все были в маскарадных костюмах: бусинки, снежинки, зайчики, медвежата. Было очень весело. А новогодний подарок – маленькая сладкая булочка из поклеванной муки, завёрнутая в пакетик из серой обёрточной бумаги.

1947 и 1948 годы были очень голодными: был неурожай. Всё время хотелось белого хлеба, а в хлеб добавляли овёс, он был невкусный, с овсяными охвостьями.

В 1949 году училась в четвёртом классе (мы уже жили в Коченево под Новосибирском), всем классом ходили на фильм «Молодая гвардия». Для нас это было настоящим потрясением.

И уже в десятом классе на выпускных экзаменах я писала сочинение на тему «Социалистический реализм романа А.Фадеева «Молодая гвардия»».  Сочинение получилось удачным, о нём была заметка в районной газете, был отмечен мой патриотизм. Сочинение я заканчивала словами «Вечно будет помнить советский народ своих юных героев, отдавших свои жизни, чтобы в мире торжествовал мир». (Разве могла я тогда представить, что через 70 лет недалеко от Краснодона, где казнили молодогвардейцев, снова вспыхнет очаг войны).

Как-то так случилось, что тема войны меня не отпускала. В институте культуры, в котором училась заочно, на третьем курсе выбрала по библиографии исторической литературы тему «Воспоминания узников фашистских концлагерей». Набрала книг в библиотеке о лагерях в Бухенвальде, Освенциме, Майданеке, Равенсбрюке  и как начиталась…и перестала спать и есть. На мой обзор от преподавателя Морковской из Москвы пришла положительная рецензия и предложение выступить с этим обзором на сессии перед аудиторией. Так что мне все эти ужасы, которым подвергались военнопленные, пришлось пережить ещё раз. И не только мне, но и слушателям.

Когда я изучала эту литературу, меня потряс один эпизод. Из одного лагеря в другой должны были перевезти пленных, офицерский состав. Немцы думали: сейчас откроются ворота, и на плац выйдут измождённые, худые, голодные люди, потерявшие человеческий облик. Каково же было их удивление, когда в ворота вошёл отряд живых скелетов, которые шли по всем правилам военной выправки, чётко печатая шаг. И даже некоторые фашисты сняли фуражки перед русским воинским духом.

Сейчас нашему поколению горько читать статьи, в которых переворачивают историю Отечественной войны с ног на голову, умаляют подвиги наших героев, сносят памятники воинам. Наше поколение, испытавшее на себе все тяготы войны, не может мириться с этим.

Но мы уходим, нас всё меньше. Поэтому молодому поколению идеологического фронта вверяем нашу эстафету памяти о войне, о людях, отдавших за нас свои жизни.

  

Вспоминает

Клещерова Евдокия Васильевна

(начала трудовую деятельность в техникуме с 1945 г. после окончания ОмПИ, преподавала детскую литературу, много лет была завучем заочного отделения. Награждена медалью «Ветеран труда». На заслуженный отдых ушла в 1984 г.)

Не на юго-западном фронте, а на военном заводе № 357, эвакуированном из Ленинграда и разместившемся в зданиях ветеринарного и сельскохозяйственного институтов г. Омска, прошла моя военная молодость. Я находилась в отпуске после первого года учительской работы в районе Омской области, когда началась война.

Обком комсомола направил меня на работу на этот завод. Продукция этого завода была нужна всем родам войск и флоту. Период становления завода в помещениях, совершенно не приспособленных, дался очень тяжело. Цеха и отделы работали по две смены. Домой ходили только ночевать. Когда производство вошло в ритм, стало несколько легче, но зато выполняли очень много других работ, особенно летом, когда из 4-х выходных в месяц 3 были заняты.

Очень трудно было с жилплощадью для рабочих завода, негде было жить 16-17 летним ребятам, которых вывезли из прифронтовых районов нашей страны для работы на заводе. Комитет комсомола принял решение, что каждый комсомолец должен отработать по 100 часов в нерабочее время на строительстве общежития. Работали подсобными рабочими, поднося кирпич и раствор. И сейчас это здание используется как общежитие для студентов сельскохозяйственного института (корпус №8). Запомнилось и строительство дороги от сельхозинститута до вокзала. До войны в Омске не было асфальтированных дорог, вымощены они были булыжниками. Продукцию завода нельзя было вывозить по такой тряской дороге: терялась точность продукции. Пришлось работникам выдолбить весь булыжник и приготовить щебень для асфальта. Работать пришлось всем, невзирая на лица, до седьмого пота. Немалый вклад внесли работники завода и в строительства аэродрома в районе завода им. Баранова. Туда шли работать охотно, так как там без карточек давали какой-нибудь обед. Кроме того, мы, девушки-комсомолки, по разнарядке Обкома комсомола работали периодически по 15 дней в военных лагерях в Черемушках в прачечных, заменяя мобилизованных на эту работу. Стирка велась вручную, с помощью железных досок. Прачки растирали пальцы до косточек и выходили из строя. Их и нужно было подменять. Этот труд был тяжелее строительства дороги.

Оценивая прошлое, можно сказать, что энтузиазм был действенным, а не являлся красивым словом. И вообще люди были доброжелательные, проявляя участие, интерес друг к другу, доброту.

К чести омичей, они чутко отнеслись к эвакуированным людям. Я вспоминаю 1943 год, когда из Ленинграда привезли людей, эшелон встречали и разгружали работники завода, ленинградцы и омичи, разбирали в свои семьи истощенных людей. В моей семье жила моя ровесница Валя Титова. Эти люди нуждались в особом внимании, доброта и чуткость по отношению к ним не были показными.

Да, приходилось видеть много горя, страданий и в таком глубоком тылу. Сопереживали, когда сотрудники, товарищи по работе получали сообщения о смерти от голода родных в Ленинграде, похоронки с фронта. В госпитале, над которым мы шефствовали, многие раненые страдали не от физической боли, а от переживаний за судьбы семей, оказавшихся в оккупации.

Страшно было видеть, что аудитории пединститута превратились в госпитальные палаты, не верилось, что мы вновь будем заниматься в них. Люди жили сводками Совинформбюро. Можно было видеть вечером толпы людей у репродукторов на улицах, слушающих сводки. Помню, что каждое утро на работе (приходили значительно раньше) мы с душевной болью смотрели на карту, на оставленные города и с ликованием отмечали после разгрома немцев под Москвой продвижение наших войск. Каждый старался по сводке Совинформбюро успеть записать больше городов и населенных пунктов, освобожденных Советской Армией, чтобы передвинуть флажки на карте.

С питанием было трудно, голодно. Все стали осваивать участки земли, садить картофель. Одной из очень трудных проблем того времени бала проблема бань и мыла. Мыло стоило на рынке 250 рублей кусок, как и булка хлеба. Бань было мало для перенаселенного города. Попасть в театр было легче, чем в баню. Театры давали по два представления в один вечер. Так было с нашим театром им. Вахтангова. Сеансы кино начинались в 7 часов утра. Все к этому времени привыкли. Были и другие «земные радости», как, например, ордер на простые чулки, 200 гр. брынзы, помимо карточки, на каком-либо субботнике. Были рады и этому. Все знали, что на фронте тяжелее, что все это временно. Каждый жил грядущей победой.

 

Воспоминания

Кралиш Людмилы Владиславовны

( работала в техникуме с 1948 г. по 1989 г. после окончания МГИК. В техникуме преподавала спецдисциплину «Библиотечные фонды и каталоги». Много лет была завучем техникума. В 1972 г. ей присвоили звание «Заслуженный учитель Российской Федерации». Имеет медаль «Ветеран труда»)

Мне исполнилось 16 лет, и вскоре началась Великая Отечественная война. Жизнь круто изменилась. Многие родные, близкие, знакомые ушли воевать, женщины заменяли мужей, братьев на заводах, в колхозах, выполняя тяжелую мужскую работу.

Я училась, но сразу тоже ощутила дыхание войны: карточная система, нехватка всего самого необходимого.

Отец меня устроил на работу в детское родильное отделение акушерско-гинекологической больницы №1. Там я ухаживала за новорожденными, совмещая учебу и работу. Кадров не хватало, поэтому нас быстро обучили необходимым знаниям для выполнения этой работы. Небольшой приработок шел на покупку хлеба, муки. Наша семья (отец, мать и дети) еще много работали на огородах, сажали много картошки, овощей – и, таким образом, выживали. Из 3-х небольших комнат нам оставили одну, две были отданы эвакуированным из Ленинграда. Жили в тесноте, но дружно, и помогали, чем могли, друг другу. Горе объединяло.

Я, несмотря на нужду, не оставляла учебу. Вместе с нами учились эвакуированные дети из Москвы, Ленинграда, других городов. В 1943 году многие из них стали возвращаться назад в родные места. Нас тоже потянуло в столицу.

Моя мама, библиотекарь по профессии, советовала пойти учиться в Библиотечный институт. В сентябре 1944 года мы с подружкой поехали учиться в Московский библиотечный институт им. Молотова. Еще шла война, институт только что вернулся из эвакуации из г. Стерлитамак (Башкирия). Нам дали общежитие на 4-м этаже в главном корпусе. Было еще затемнение окон, электричество давали на 3-4 часа, свет рано выключали. В комнате было 9 человек, не давали ни подушек, ни белья, всё было свое. Готовили на электроплитке по очереди. Было холодно, спали в одежде, голодно, паёк по карточке, но молодость, надежда на лучшее помогли всё перетерпеть, всё перенести.

Кроме продуктовых карточек (400 грамм хлеба в месяц, 2 кг рыбы или мяса, 1 кг крупы, 0,5 кг растительного масла) студенты получали талоны на мыло, мануфактуру (ткань - ситец, сатин, фланель).

Но жили весело, несмотря на лишения, туалет был один на весь этаж, с холодной водой, а чаще без воды. Караулили, как пойдет вода, делали запасы воды. Умудрялись стирать, сушить белье в комнатах на веревках. Вообще, приспосабливались к таким жутким условиям. Питались, в основном, картошкой, селедкой. Присылали родители посылки, привозили продукты из дома, кто жил недалеко.

В институте была самодеятельность: хор, ансамбли, устраивались вечера по праздникам, танцы - в спортзале. Появились друзья из соседнего военного училища «Выстрел». В нем готовили разведчиков. Они приезжали к нам, мы ездили к ним.

Я принимала активное участие в кружках самодеятельности. Это очень скрашивало жизнь, тем более, что у меня было и музыкальное образование.

Я пережила, там в Москве, самое волнующее и радостное событие - День Победы. Трудно найти слова, чтобы описать ту радость, братание, песни, пляски - что было в столице. А вечером - салюты, всё небо - в огнях.

Постепенно жизнь улучшалась, налаживалась. Так я прожила в Москве 4 послевоенных года, училась хорошо, получала повышенную стипендию (360 рублей).

Много уделяли внимания культурной жизни: ходили в театры, иногда продав пайку хлеба, покупали билет в театр. Я слушала в Большом театре великих певцов (Лемешева, Козловского и др.). Часто бывали в музеях, за отличную учебу была награждена поездкой в город-герой Ленинград: там провела зимние каникулы 1948 года.

Там же, в библиотечном институте, я вступила в коммунистическую партию, в нашей группе была партячейка из 4-х человек. Мы имели постоянные партийные поручения, ходили на партийные собрания.

После окончания института была направлена на работу в родной город в Омский библиотечный техникум в августе 1948 года.

 

Воспоминание Хлопотовой Пелагеи Тимофеевны

(работала в техникуме с 1958 по 1981 гг., преподавала «Библиотековедение». С 1965 по 1980 гг. была председателем комиссии «Библиотековедения», много лет руководила практикой. Указом Президиума Верховного Совета РСФСР присвоено звание «Заслуженный работник культуры». Имеет медаль «Ветеран труда». В 2015 г. ей исполняется 90 лет.)

Завод № 156, где я работала всю войну, эвакуирован из Москвы в июне 1941 года. Я пришла на завод в октябре, завод уже работал. Осваивали самолет бомбардировщик ТУ-2. за три месяца войны завод вывез из Москвы всё оборудование и людей в г. Омск. Разместился он почти на голом месте за городом, куда не было проложено даже проселочных дорог. Рядом с нашим заводом разместился завод им.Баранова, вывезенный из г. Запорожья.

Кроме этих заводов в Омск были вывезены заводы из Москвы, Ленинграда и других городов. За это короткое время Омск стал многолюдным городом.

Кроме заводов, в Омске разместили много госпиталей, куда уже везли эшелоны с ранеными. Заводских людей размещали по частным домам и срочно строили бараки. Так от нашего завода до 9-й линии были срочно построены сотни бараков, где и жили рабочие заводов № 166 и Баранова.

Ходили на работу пешком. Со временем проложили трамвайный путь от вокзала до парка культуры. От 9-й линии до парка кое-кто ездил.

Все мои сверстники, пришедшие раньше меня, прошли минимум подготовки, учили пользоваться инструментом, технике безопасности. А меня сразу прикрепили к рабочему в качестве ученицы-подсобной. Это Волков Сергей Николаевич, передовик, стахановец. С его помощью я освоила профессию клепальщика-сборщика. Мы с ним выполняли очень ответственную работу, клепали стальные узлы к лонжерону (это центральная часть крыла). В этот период я и увидела первый раз знаменитого конструктора Туполева Андрея Николаевича. Когда он появился в нашем цехе, он подходил к рабочим местам, здоровался с рабочими, что-то объяснял, смотрел чертежи. У нас всегда встреча начиналось с рукопожатия. Он здоровался с моим мастером и протягивал руку мне. Потом они что-то обсуждали, смотрели чертежи.

В то время А.Н. Туполев был молод, хотя и родился в 1888 году. Небольшого роста, коренаст, носил кожаное пальто, кажется, коричневого цвета, папаху. Был очень подвижен, носился по цеху как вихрь. Вся стапеля обойдет, посмотрит, побеседует с мастерами, рабочими.

У него была маленькая легковая машина (марку не знаю), он ездил по заводу. Один раз, мы вышли из цеха (несколько ребят), а он садился в машину и крикнул нам «садись, ребята, кто куда, довезу до проходной». Мы и бросились, кто на подножку, кто сверху, а я на капот забралась. Доехали!

Помню еще один случай. Самолет А.Н. Туполева сняли с нашего конвейера и переправили на другой завод, куда-то ближе к фронту.

Мы стали готовиться к освоению нового самолета истребителя Яковлева. А эта машина смешанной конструкции, то есть металл и дерево.

Нас - рабочих, в основном подростков, учили, как строгать дерево, как владеть этим инструментом. Поставили нам верстаки, дали рубанки и мы начали учиться - осваивать профессию столяра. Да-да, я даже сделала сама табуретку, только до сих пор не уверена, можно ли было на ней сидеть. Но разряд мне дали.

Главное не это вспоминается. Однажды, смотрю к нам в эту мастерскую, то есть столярку, заходит А.Н. Туполев. Подходит к каждому, жмет руку, говорит спасибо за работу. Объявляет, что он прощается с нами и уезжает в другой город. А в заключение дает каждому по конфетке, карамелька была в бумажке. Никогда не забуду эту конфетку. Уже два года идет война, а у меня за это время ничего сладкого во рту не было.

Много, много лет прошло после войны, я узнала, кто такой А.Н. Туполев и его конструкторское бюро, которое работало у нас в Омске.

А.Н. Туполев - академик Академии Наук, генерал-полковник, трижды Герой Социалистического труда. Под его руководством создано 100 типов военных и гражданских самолетов, первый реактивный, пассажирский, сверхзвуковой самолет. На его самолетах поставлено 78 мировых рекордов.

Вот такой случай был в моей жизни в трудные годы войны.

 

Воспоминание Ткач Идеи Степановны

(работала в техникуме с 1963 по 1986 г. Преподавала «Библиотечные фонды и каталоги», «Библиографию»., возглавляла комиссию «Организация библиотечных фондов и каталогов». Была классным руководителем. Имеет медаль «Ветеран труда»).

Когда началась война, мне было около 13 лет. Жили мы в городе Анапа, Краснодарского края. К лету 1942 года фронт продвинулся к городу, начались сильные бомбежки. По городу стали ходить тревожные слухи, что его будут сдавать без боя, чтобы избежать больших потерь.

Жуткая картина, когда сдают города: гремят взрывы, в воздухе гарь и дым. Жгут архивы, зерно, муку, чтобы не достались врагу. Винзавод выпустил вино, и оно льется по городу, заполняя канавы и равнины. Когда нет взрывов, в городе стоит зловещая тишина и даже молчат петухи и собаки.

Первых вражеских солдат я увидела 30 августа 1942 года, когда они появились в нашем дворе со словами: «Коммунист, партизан есть?». Заглядывали во все углы, шкафы, и забирали все, что приглянулось. Это были румынские солдаты. Оккупировали Анапу немецкие, румынские и даже итальянские части. Город сразу поделили на две зоны - немецкую и румынскую. В немецкую вошли улицы, примыкающие к морю. Боясь морской десант и того, что жители им будут помогать, всех выселили в 24 часа. Среди них оказались и мы. Собрав кое-какие вещички, посадив 3-х летнего брата на тележку, мы пошли себе искать жилье в нижней части города.

Нас приютила семья погибшего морского офицера. Там мы жили весь период оккупации. Надо сказать, что такого участия, поддержки, помощи со стороны чужих людей, способности к самопожертвованию, я больше никогда не видела, как во время войны и оккупации.

В период оккупации люди жили в постоянном страхе. Страдали от голода, боялись бомбежек, солдат, душегубок, облав, когда на улицах хватали людей и они пропадали без следа. После года оккупации, в одну из таких облав попала и я. Нас загнали за колючую проволоку, потом посадили в кузов огромного «Студебеккера» и привезли под станицу Крымскую в лагерь «В». Он представляет собой огороженное колючей проволокой место под открытым небом, где стояли шалаши, построенные из молодых деревьев и веток. В них жили семьи, выгнанные из захваченной части города Новороссийска.

Весь город фашисты так и не смогли взять, и здесь захлебнулось немецкое наступление и началось освобождение Кавказа.

А пока всех заставляли рубить деревья, рыть противотанковые рвы, а мы, кто послабее, таскали сучья в кучи, а потом их жгли.

Моего возраста, 14 лет, попала в лагерь еще одна девочка, и мы с ней держались вместе, а потом и подружились. Главной охраной и распорядителями работ были немцы.

Кормили нас один раз в сутки какой-то овощной баландой и давали хлеб выпечки 1939 года. По вкусу и виду он напоминал глину.

Скоро мы все покрылись язвами и струпьями: от грязной и гнилой воды. Царапины и раны не заживали. Обувь, которая была на ногах, от лазанья по горам развалилась. Умывались и пили воду из одной речушки, которая протекала через лагерь. Там стирали и мыли посуду. Спали на ветках в том же, в чем работали, так как смены белья у нас не было. Скоро завелись вши в одежде и голове. Не помню, чтобы люди между собой разговаривали, как-то общались.

А наши войска наступали. Все слышнее была канонада. И наступило время, когда немцам пришлось убегать! Они объявили, что эвакуируют лагерь в Крым. Новороссийцам сказали, чтобы вещи с собой не брали, так как нас погрузят на машины и повезут. У всех закралось сомнение… А нас тем временем посадили на открытые платформы и довезли по железной дороге до станции Горная. Там снова построили в колонну, и голодная, измученная, оборванная масса людей двинулась дальше. А в самом конце плелись мы с Викой.

К вечеру, а точнее уже ночью, мы пришли в станицу Натухаевскую. Головную часть колонны поместили в какую-то сельскохозяйственную постройку, а оставшихся разместили в соседних домах. Нас с Викой взяла какая-то пожилая женщина, накормила и уложила спать на полу. Дом у нее был маленький. В одной комнате уже спали румынские солдаты, а в другой жила она. Наше спальное место было под столом - такой маленькой была комнатка. Уснули мы сразу - усталость сделало свое дело.

А перед рассветом нас разбудила хозяйка и сказала, что нам надо бежать домой, а то мы погибнем. Со стороны Крыма все время слышны пулеметные очереди и не один уже лагерь прошел через их станицу. Мы обе - не из храброго десятка, стали говорить, что ее из-за нас могут расстрелять. А она нам ответила, что у нее три сына на фронте и может быть, чья-то мать тоже сейчас их спасает. Простая женщина - казачка (это было понятно по ее говору) была убеждена, что всякая мать в подобных обстоятельствах будет спасать детей, независимо от того, чьи они. И такой в ней была сила духа, что мы пересилили свой страх. Она вывела нас на дорогу, показала в какую сторону бежать и мы побежали. До Анапы было 24 км. Мы бежали дорогой через убранное кукурузное поле, наколов о торчащие пики стеблей уже до того израненные ноги. Боли не чувствовали. Страх гнал нас вперед. Заслышав мотор мотоцикла, мы бросились в кювет и замерли от страха. Нам казалось, что это погоня за нами. Нам все время мерещилась погоня! Сколько времени мы бежали? - не знаю. Первой до дому добралась Вика. Она жила на станице Анапская. Звала меня с собой, но я боялась, что если остановлюсь, то уже не смогу идти. Одной бежать было страшнее, но я, как та лошадь, уже почувствовала свою конюшню и не могла остановиться.

Наконец «марафон» мой завершился. Я уже дома и обнимаю маму, тетю Нату и брата. Все мы обливаем друг друга слезами радости. Застала я их за сбором вещей. Немцы объявили эвакуацию города. Взрывали дома, санатории, мельницу, винзавод. Мама уходить никуда не собиралась. Мы переселялись в бомбоубежище, которое было сооружено еще до оккупации. Представляло оно собой траншею, вырытую буквой «Г», глубиной два метра, покрытую бревнами и засыпанную землей. Убежище заросло травой и кустарником и не бросалось в глаза. Спускались туда по лесенке, а чтобы было чем дышать, в потолке была сделана труба. В такие щели прятались от бомбежек и многих они спасали.

Вернувшись из лагеря, я представляла жалкое зрелище: ступни ног все исколоты и загноились, по всем ногам гнойные язвы. В голове и на белье сотни вшей, тело все расчесано.

Мама взялась меня мыть и лечить голову: голову смазали керосином, часть волос выстригли. Какой-то самодельной мазью смазали ноги. Выстирали белье, пропарили утюгом. И так каждый день, пока не вывели всю нечисть. Утюг был старинный, в него надо было накладывать раскаленный древесный уголь.

Никаких моющих средств не было. Выходили из положения, делая щелочную воду. Древесную золу заливали водой и мыли голову. Мыло тоже было самодельным, мягким, как кусок глины.

Из своего укрытия мы выходили только по ночам. Но нас, конечно, никто не искал - не до того было. Немцев, румын, итальянцев (были и такие части) гнали по всему фронту. А 20 сентября 1943 года мы услышали крик «Ура!». Он раскатывался как гром. Все люди, и мы в том числе, выскочили из своих дворов на улицу, не обращая внимания на летящие снаряды.

А потом с горы, как неудержимый поток, с криком «Ура!» посыпались наши солдаты, потные, грязные и непохожие на тех, которых мы видели до оккупации. На их плечах были красные погоны... Словами нельзя было передать, что творилось с людьми, и, что чувствовала я. Люди бросались обнимать и целовать солдат. Кто-то приносил им сок и молодое вино, кто-то совал фрукты и нес стряпню...

А они бежали дальше, наскоро выпив воду или вино, все потные, в азарте боя, радостные от того, что победили и освободили еще один город. Потом мы узнали, что освобождала Анапу 144-я Грузинская дивизия.

Один год и двадцать дней, с 30 августа 1942 года и до 20 сентября 1943 года, ждали мы освобождения. И 20 сентября стало большим праздником для анапчан. Ежегодно, в этот день возле многих домов хозяйки выставляли за калитки столы с вином и закуской, и каждый прохожий мог остановиться и выпить за освобождение Анапы и помянуть погибших.

Сейчас, наверное, такого обычая нет? Старики умирают, а молодежь растет другой. Но официально этот день отмечают и сейчас.

Война продолжалась еще два года. Пока не работала школа, я работала в эвакогоспитале, а потом фронт ушел дальше и госпиталь переехал ближе к передовой. В Анапе открылись школы, и я пошла учиться в 7-й класс. Вступила в комсомол и продолжала жить под лозунгом «Все для фронта, все - для Победы!».

Ходили на аэродром и набивали патронами ленты для пулеметов, помогали медсестрам в госпиталях, собирали вещи, письменные принадлежности, посылали посылки на фронт. Жизнь «била ключом», а женщину, которая спасла нас, мы больше никогда не видели, хотя память о ней сохранилась на всю жизнь.

Отец мой, кадровый военный, прошел войну от Сталинграда до Берлина в армии Рокоссовского и остался служить в Советских оккупационных войсках в городе Пархим Мекленбургской провинции и после войны. В 1946 году взял туда маму и братишку, а я приехала к ним через год, закончив 10-й класс. Работала там в Полевой кассе Госбанка, немножко подкормилась, подлечилась и в 1948 году поехала и поступила учиться в Ленинградский Государственный библиотечный институт им. А.К. Крупской. Закончила его с отличием, работала в библиотеках, а последние 23 года в Омском библиотечном техникуме, преподавая библиографию. Работу свою очень любила.

 

Вспоминает

Маслова Нина Петровна

(работала в техникуме с 1970 по 1980 гг. преподавателем отечественной литературы. Выполняла обязанности секретаря партийной организации и классного руководителя).

Война длилась около четырех лет, а мне всегда кажется, что она заняла больше половины моей жизни.

22 июня 1941 года, в воскресенье, мой отец пошел в радиорубку в 7 часов утра по-европейскому времени слушать последние известия. Мы жили в Риме, туда направили на работу в посольство в ноябре 1940 года моего отца. Так мы узнали о начале войны. Италия же объявила войну СССР в 13 часов дня, после того, как приехал с дачи наш посол Горелов.

Две недели мы прожили в тревожном ожидании - что с нами будет.

5 июля 1941 года в 18 часов мы выехали из Рима, а на следующий день уже стояли на маленькой станции в Югославии. Так нас везли через Югославию, Болгарию, Турцию на Ленинакан. В Россию мы приехали только 12 августа. В Ростове все мужчины и семьи, где не было детей, были отправлены в Москву, а женщины и детей повезли в Казань, в Верхний Услон. Мама со мной и моей маленькой сестрой сумела добраться на свою родину, к родителям, в Куйбышевскую область. Там мы остались жить. Мама пошла работать на «овчарник» (так называли овцеферму), а я пошла в 5 класс, мне было 11 лет.

Вместо занятий в сентябре - октябре мы собирали картофель, срезали подсолнух, собирали колоски.

Весной, с апреля, мы перебирали картофель, сажали его под плуг, потом ходили на прополку. В сенокос сгребали сено, возили сено, снопы.

В 12 лет научилась запрягать лошадь и стала работать на лошадях, то есть возить сено, снопы, а потом и зерно. Для того, чтобы выбрать покрепче лошадь и сбрую получше, приходилось вставать очень рано, до дойки коров. Я научилась боронить, пахать, с 12 лет стала косить. Трудно было, когда слетало колесо с оси: надо было поднимать телегу или колымагу с грузом, а помочь порой было некому. Тяжелой была работа по перевозке зерна на элеватор, особенно, когда мешки по трапу надо было нести наверх. После этой работы у меня из носа шла кровь.

Но работали все: и старики, и старухи, и дети. Мужчин не было. Хлеба не было, потому что все зерно сдавали государству. Летом питались из одного котла всем поселком. Каждому работающему давали большой ковш затирухи или салмы, этого хватало на всю семью. Зимой готовили из продуктов, выращенных в хозяйстве.

Плохо было с одеждой и обувью. Всю войну мы проходили в лаптях. Спасибо старику, который плел лапти всех размеров.

День 9 Мая 1945 года был и радостным и очень горьким: ведь в большинстве семей не вернулись отцы, мужья, сыновья. Такой плач стоял в селах, в домах.

У меня умерла от дифтерии моя маленькая сестренка. Она родилась в г. Умань, на Украине, прожила в Москве 7 месяцев, затем в Италии 8 месяцев, а умерла в 1 год и 8 месяцев в поселке Куйбышевской области. Затем в 1943 году умер дедушка 56 лет, а в феврале 1944 года погиб в Белоруссии мой папа. Мы остались на руках мамы трое: бабушка, я и младшая мамина сестра.

Из поселка после войны мы поэтому не вернулись в Москву, где в 1940 году у нас была комната, и мы имели право после эвакуации вернуться.

Мама до конца своих дней работала и жила в этом поселке.

Война изменила в корне нашу жизнь, но я сумела закончить школу, хотя учиться приходилось за 2, 7 и 30 километров от дома. Я получала пенсию за отца, сумела кончить институт и стать учительницей.

 

Воспоминания

Стукалина Мария Петровна

(работала в техникуме с 1970 по 1985 гг. была преподавателем зарубежной литературы и английского языка. Выполняла обязанности классного руководителя. Имеет медаль «Ветеран труда»).

Стихотворения

Стукалиной Марии Петровны

***

Не страшно ль, комбайны с названием «Нива»,

Что мирно по улицам города шли,

Военное время напомнили живо,

Вернуться в забытое мне помогли.


И так же вот шли за колонной колонна

На фронт в сорок первом солдаты зимой.

Над строем колонн колыхались знамена,

В начале колонн шел оркестр духовой.


И хрустко скрипел снег под их сапогами,

И в воздухе плыл марш оркестра лихой.

Солдат провожали сухими глазами,

Хоть сердце щемило немою тоской.


Я в тихом жила небольшом городишке,

Был фронт далеко, взрывы бомб не слышны.

И все же войну знаю не понаслышке.

Воочию знаю я горе войны.


С войной пришел голод, лишенья, утраты,

И беженцы с запада толпами шли,

Детей из блокадного Невского града,

Почти полумертвых, в наш город везли.


А школы пришлось превратить в лазареты, -

Везли изрешеченных в битвах солдат.

Казалось тогда, что все муки планеты

Со скоростью света в наш город летят.


Ночами за пайкой мы хлеба стояли,

В те ночи мороз был на редкость суров.

Мы рано взрослели, плечо подставляли

Под ношу ушедших на сечу отцов.


И били по нервам военные сводки

О селах оставленных и городах.

И значило это, что кто-то из близких

Под взрывом упав, превращается в прах.

 
Я помню, как старшие классы пустели -

На фронт уходили мальчишки из школ.

И лишь единицы из них уцелели,

Ведь фронт без пощады мальчишек молол.


И шли ежедневно в тылы похоронки,

Зловеще вползала беда в каждый дом.

И старыми девами стали девчонки,

И вдов становилось все больше числом.

 
Чудовищной будет казаться потомкам,

(Как кажется нам гладиаторов бой),

Война, когда гибнет красивый, здоровый,

Когда умирает совсем молодой.

 

«Моим одноклассникам»

Любуясь, смотрю я на юных парней:

Красивы, нарядны они и стройны.

И я вспоминаю невольно друзей –

Мальчишек, пришедших с кровавой войны.

 
Они в восемнадцать на фронт попадали.

И коль возвращались до срока домой,

Уродством своим наши души терзали.

Остались живыми... Какою ценой!

 
Евгений, Андрей - нашей гордостью были,

И так рисовали на зависть всем нам –

Что в классе они живописцами слыли,

Писали картины на память друзьям.

 
И те живописцы с войны возвратились

Без пальцев один, а другой - без руки.

Кошмары ночами парнишкам тем снились,

Уплыли мечты их, как воды реки.

 
И я вспоминаю слепых и безногих

И тех, у кого вместо горла - капрон,

Парнишек седых, не по возрасту строгих,

И тех, кто разрывами слуха лишён.

 
Я помню парней моего поколенья,

Кому пришлось горя с лихвою хватить.

И было у них безгранично терпенья,

Чтоб им, изувеченным, верить и жить.

 
Мы снова живем в постоянной тревоге,

Мы чувствуем рядом дыханье войны.

Хотя леса целы. Пока люди живы...

Чтоб всё стало прахом, мгновенья нужны.